Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

— А, черт! — вырвалось у нее. — Черт! Черт! Черт! Я не собираюсь реветь.

— Иногда, — ответил Макгроу, — человек должен или разреветься, или разбить что-нибудь вдребезги. Я тебя понимаю, лапушка.

Из ресторана в редакцию Зиб вернулась на такси. В кабинете упала на стул, сбросила туфли и, не замечая груды рукописей на столе, невидящим взглядом уткнулась в стену.

Она ни на миг не поверила тому, что Поль Саймон сказал о Нате: что этот тип с Дикого Запада, с которым не стоит перегибать палку. О Нате у нее было свое мнение.

С другой стороны, насколько хорошо она знает своего мужа? Насколько вообще можно знать другого человека? Эта проблема постоянно обсуждалась в рассказах, которые ей приходилось читать по работе. Видимо, есть в ней что-то существенное.

Они с Натом были женаты уже три года, и хотя их брак был относительно непродолжительным, этого было достаточно, чтобы узнать подход Ната к обыденным каждодневным вещам, а ведь именно он говорит об основных чертах характера.

Нат каждый вечер аккуратно вынимал все из карманов и развешивал свою одежду. В ботинки он вставлял колодки. Пасту выжимал не сверху, а обязательно от конца тюбика, и Зиб была уверена, что, чистя зубы, он отсчитывает ровно тридцать секунд или сколько там положено, сорок пять? Двадцать один, двадцать два, двадцать три…

Зиб спала беспокойно. Нат, наоборот, ложился на спину и больше уже не шевелился. И не храпел. И он был не из тех, что распевают утром под душем или просто действуют на нервы; за завтраком, состоящим из сока, яйца и кофе, был весел и не гремел посудой, как будто воюя с врагом.

Утренние пробежки в парке, дорога пешком на работу и с работы и зарядка в течение дня поддерживали его отличную физическую форму. Бег трусцой и пешие прогулки Зиб бы еще вынесла, но зарядка была для нее уже чересчур, хотя Нат ей и объяснил, что она необходима из-за старой травмы позвоночника, вызванной падением с лошади где-то в дурацких горах на Западе.

Нат не давал чаевых ни официантам, ни таксистам. Всегда был точен. «Мартини» он предпочитал «бурбон», что вначале казалось странным, но теперь уже стало привычным. Он с удовольствием любовался красивыми женщинами, но Зиб могла побиться об заклад, что дальше взглядов дело не идет. Их сексуальная жизнь была приятной, разнообразной и не перешла в простую привычку, как это нередко бывает.

Где же во всем этом мог скрываться характер, который обнаружил Поль Саймон?

А почему ее это вдруг так заинтересовало? Может ли она представить Ната в роли разгневанного мужа, который бросит ей в лицо обвинение в измене и, если верить Полю, примет ответные меры? Нечто подобное сообщениям в «Дейли ньюс» или, кстати говоря, тому, что описано в дюжине рукописей, валявшихся у нее на столе? Ерунда.

Если Нату чего и недостает, так это агрессивности. Зиб помнит, как однажды вечером заговорила об этом его недостатке. Она сказала:

— Ты ведь способнее, чем думаешь. И Бен Колдуэлл это знает. Чего бы иначе он так тебя продвигал?

— Больше некого, — улыбнулся он. — Еще вопросы есть?

— Вот чего в тебе я терпеть не могу — продолжала Зиб, — так это твою невозмутимость. Знаешь, я в жизни не видела, чтобы тебя что-то расшевелило.

— Иногда бывает.

— Не верю.

— Ты предпочла бы, чтобы я устраивал сцены и бил посуду?

— Я не это имела ввиду. Но в этом мире человек должен пробиваться вперед, или об него будут вытирать ноги, ты это понимаешь?

— Это позиция столичного жителя.

— А здесь и есть столица. — И после паузы… — Зачем же ты сюда вообще приехал?

— Хочешь сказать, что здесь мне не место?

— Я не об этом, ты прекрасно знаешь. Я только спрашиваю тебя, зачем ты сюда вообще приехал.

— Чтобы найти тебя.

— Я серьезно.

— Ладно. — Нат все равно улыбался. — Потому что здесь был Бен Колдуэлл, и я хотел работать с лучшим из лучших архитекторов над самым лучшим проектом. Это очень просто.

— И ты работаешь, — кивнула Зиб. — Ну а когда «Башня мира» будет готова, сдана и станем просто еще одним небоскребом, что дальше? — Она замялась. — Вернешься в свои горы?

— Возможно. Вероятно. Поедешь со мной?

— Я была бы там не на месте. Точно так же… — она запнулась.

— Как я не на месте здесь? — Он покачал головой и снова улыбнулся: — Ты везде и всегда будешь на своем месте. Ты существо общественное.

— А ты?

Нат пожал плечами.

— Иногда и сам не знаю, — ответил он.

«И ни следа гнева, — подумала теперь Зиб. — Он никогда не показывает своих чувств. И не то чтобы он был бесчувственным. Нет, он может быть чудесным человеком и ласковым любовником. Но как в остальном, на что намекал Поль Саймон? Нет. Поль ошибается. Поль просто ошибается. Этого не может быть. Так к чему тогда твои сомнения, Элизабет?»

Берт Макгроу уже вернулся с обеда в свой кабинет, и Поль Саймон, явно чувствовавший себя не в своей тарелке, сидел в низком кожаном кресле для посетителей. «Старик, — говорил себе Поль, — сейчас как раненый медведь, так что лучше вести себя поосторожнее». Он посмотрел на часы.

— Уже половина второго, — сказал он. И с вызовом добавил: — Как вы и приказывали.

— Я обедал с Патти, — начал Макгроу. Он держал себя в руках, но не имел представления, как долго сможет сдержать желание грохнуть кулаком по столу и заорать.

— У меня был ланч с клиентом, — сообщил Поль. Он владел голосом под стать настоящему актеру. — Бизнес идет неплохо.

— В самом деле? — Старик взял со стола толстый конверт копий измененных чертежей, взглянул на него и резко отбросил его так, что тот отлетел Полю на колени. — Тогда посмотри на это.

Он встал с кресла, подошел к окну и остановился спиной к зятю. Тишину огромного кабинета нарушал только шорох бумаг в руках Поля. Наконец тот сказал:

— Ну и что?

Макгроу отвернулся от окна. Он стоял выпрямившись, заложив руки за спину.

— Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

— Я тебя не понимаю. Что я должен говорить?

— Ты провел эти изменения?

— Разумеется.

— Почему «разумеется»? — Старик повысил голос.

Поль потер висок.

— Я не знаю, что сказать. Почему я не должен был их проводить?

— Потому, — ответил Макгроу, — что ты не какой-нибудь электромонтер с почасовой оплатой. Когда кто-то говорит: «Сделай так», ты всегда вначале спросишь, как и почему. Так что, — Макгроу запнулся, — говори честно, как и что.

В голове Саймона внезапно что-то блеснуло.

— Я попытаюсь, чтобы это не звучало невежливо, — сказал он, — но боюсь, тебе это не понравится.

— К черту, говори как тебе угодно.

Старик уже вернулся в свое огромное кресло и крепко сжал подлокотники.

— Ладно, — начал Поль. — Дело вот в чем. Если кто-то говорит: «Измени здесь», я, как правило, хочу слышать объяснения. Но когда скажет свое слово Иисус Христос, Бен Колдуэлл или его благословенный апостол Нат Вильсон, то я только хватаюсь за пейсы и говорю: «Твоя воля, Господи!» — и все сделано. Спрашивать почему, мне и в голову не приходит. Я ответил на твой вопрос?

Макгроу неторопливо произнес:

— Перестань задираться как мальчишка.

Он посидел молча, задумавшись, все еще взволнованный. Потом сказал:

— Значит ты настаиваешь, что все эти изменения утвердил Нат Вильсон?

На лице Поля читалось удивление.

— Ничего другого мне и в голову не приходило. С какой стати?

— А поскольку ты видел, — продолжал Макгроу, — что эти изменения, как оказалось, позволяют тебе то тут, то там немного сэкономить, и в целом все выливается в неплохую сумму, это давало тебе повод не задавать лишних вопросов, не так ли?

— Мне кажется, ты сам говорил, что дареному коню в зубы не смотрят. — Поль похлопал по бумагам, лежавшим у него на коленях. — Если они хотели в своей башне такую проводку и я, как ты говоришь, мог на этом сэкономить, так зачем же мне возражать?

Макгроу не спешил с ответом.

— Нат Вильсон утверждает, что он здесь не при чем.

Поль переменился в лице, но сказал только:

— Понимаю.

— Что ты понимаешь, а? Уилл Гиддингс тоже не верит, что изменения подписал Вильсон. И Бен Колдуэлл тоже.

— А чему верите вы, дорогой тесть?

В кабинете повисла мертвая тишина. Макгроу уставился на свои руки, неподвижно лежавшие на столе.

— Я думаю, что ты сам вырыл себе яму. — Теперь он глядел Саймону прямо в лицо. — Я думаю, что ты или жулик или болван. У тебя роман с его женой…

— Это тебе Патти сказала?

Макгроу сидел молча и по-прежнему глядел на него.

— Ладно, — через минуту сказал Поль. — Это правда. — Он развел руками. — Ты этого не понимаешь.

— Не понимаю. И не прощаю. — Теперь в нем неудержимо поднималась слепая ярость. — Я старомодный тупой работяга, а ты молодой, ловкий, образованный, из хорошей семьи и все такое, и при этом в тебе что-то воняет, как падаль, что долго лежит на солнце.